Как на линии разграничения местные жители и власть учатся сосуществовать и договариваться, и почему во время обострения на фронте некоторые с надеждой смотрят в сторону Донецка.
Тридцатитысячный Торецк (до 2016-го года — Дзержинск) — город на линии фронта. Он окружен позициями украинских военных, за которыми находится уже неподконтрольная Горловка. До нее рукой подать, напрямую — всего 4 км.
Мы садимся в машину и едем на окраину Торецка, ближе к поселку Шумы и Горловке. В этом районе режим тишины постоянно нарушается.
— Сегодня спокойно, — говорит сопровождающий нас местный правозащитник Владимир Елец. — Недели две обстрелы почти не слышны — не то что весной. Тогда стреляли и днем и ночью. Хотя мы, местные, привыкли. Человек должен бояться, реагировать на разрывы, а тут не так. Наверное, все психи. Стреляют, бомбят, дым — война, а люди в огороде рассаду сажают. Думаешь, нужен им тот урожай через три месяца? Тут бы прожить неделю.
Останавливаемся у поля. На нем розовые, фиолетовые, лиловые цветы по пояс. Владимир замечает:
— Рай для пчел.
Но аромат почувствовать невозможно — ветер принес резкий запах с отстойника химических отходов местного фенольного завода.
— Теперь вы защищены от моли, — смеется Елец. Он идет сквозь траву, вглядываясь за терриконы. — За этими двумя — уже Горловка. В хорошую погоду видно, какое белье на балконах сушится, — говорит он. Но сегодня в Горловке идет дождь, поэтому можно рассмотреть лишь силуэты зданий.
— До войны я строил школы в Енакиево и Горловке, хорошо знаю местных людей. В 2013 году в моей телефонной книге было 350 контактов работников. У любого из нас связи с той стороной сумасшедшие. Никто в Киеве не подозревает, насколько легко общаемся. Мне связи помогают до сих пор, поэтому когда мне говорят, что надо залить ту часть Донбасса бетоном [неподконтрольную], я протестую — там столько наших ребят, патриотов, настоящих людей. Есть, конечно, и враги, но с ними я тоже общаюсь, — улыбается он.
В поисках украинского Донбасса
Владимир Елец — один из немногочисленных проукраинских активистов Торецка. После начала войны создал организацию “Твоє нове місто”, наладил сотрудничество с Украинским Хельсинским союзом по правам человека.
— Я тут местный сумасшедший. У нас же все проукраинские — это маргинальные люди. С нами борются все — и власть, и сепары, — смеется Владимир. На самом деле Ельцу часто не до смеха. Он регулярно слышит угрозы в свой адрес, его машину сожгли, виновных полиция не нашла.
— Жителей Донбасса часто обвиняют в пророссийских настроениях, мол, ватники все у вас, — говорит Елец. — А давайте вспомним период до 2013 года. Разве на востоке работали проукраинские организации, функционировала хоть одна проукраинская политическая партия? Нет. Так откуда здесь могли появиться другие настроения?! Кто-то думает, что какой-то шахтер ходил-ходил и вдруг решил, что он — истинный украинец. Да, такие есть, но их единицы. Не работают проукраинские политические партии здесь и сегодня. Представители “Батькивщины”, “Свободы” приезжают в Бахмут, Краматорск, Славянск. Я их не поддерживаю, но это хоть какая-то альтернатива.
В Торецке господствуют бывшие регионалы. Например, функционирует ячейка “Оппозиционной платформы — За жизнь”. В город приезжает нардеп Наталья Королевская, билборды с ее фото висят на улицах. Несмотря на то что на минувших парламентских выборах на здешнем 52-м мажоритарном округе победил кандидат от “Батькивщины” Евгений Яковенко [от представителя ОПЗЖ Олега Погодина его отделял 781 голос], ныне он внефракционный. При этом два из трех законопроектов, которые Яковенко подал за полтора года работы в парламенте, были в соавторстве с депутатами от ОПЗЖ.
— Когда вводили в эксплуатацию телебашню на горе Карачун близ Славянска, глава Донецкой областной военно-гражданской администрации Павел Жебривский гордился, что хоть новая вышка и короче на 20 м прежней, разрушенной войной, сигнал будет добивать аж до Константиновки. Но почему не до Торецка? Почему наш город отрезали от украинского телевидения?! Почему в Горловку сигнал не запустить? — задается вопросами правозащитник. По его словам, большинство местных пользуются спутниковыми тарелками, на которые ловят преимущественно российские телеканалы.
Между тем сегодня в Торецке нет местного телевидения и радио, хотя ранее были. Городские газеты непопулярны. Информацию о жизни в городе местные получают из групп в соцсетях. Одна из них — “Будни Торецка”. На нее подписаны 14 тыс. человек, то есть почти половина жителей города. Если почитать посты и комментарии в этой группе, то можно понять, почему волнуется Елец. Здесь уйма фраз о “преступлениях украинской армии”, “убитых ВСУ детях”, “патриотах – террористах”. Правозащитник отмечает, что в 2014–2016 годах такого не писали, боялись, а сейчас пишут — знают, что никого не накажут.
С сепаратистским прошлым
Покидаем поле с видом на Горловку и направляемся в центр Торецка. Проезжаем мимо сельсовета Зализного.
По дороге он рассказывает кто здесь сторонники “ДНР”, а ныне находятся во власти.
По его словам, в 2014–2015 годах человек фотографируется в окопах, в форме, с оружием и георгиевской ленточкой на горловских позициях, а с 2018-го — уже работает в сельсовете.
Почему-то мы такую информацию ищем, а спецслужбы — нет? – вопрошает Елец. – Наверное, только нас интересует, кто ездил на похороны Моторолы, а потом работает с местными детьми! Помню, как-то пытались спросить Жебривского, как жить рядом с сепаратистами, так он ответил: “Учитесь с ними сосуществовать и договариваться”. Вот так: люди меняются, а система — нет?
Далее по пути следования — бывшая конечная остановка троллейбусного маршрута №1. Заброшенная, ржавая, как где-то в Припяти и Елец рассказывает журналистам кто разобрал, продал на металлолом провода и весь троллейбусный парк.
Он заверяет, что руку к этому приложил бывший мэр Торецка, который в начале вооруженного конфликта поддерживал пророссийскую сторону. Напомним, 27-го декабря на Донбассе во время состоявшегося обмена удерживаемыми лицами Слепцов отказался от участия в процедуре и спрятался в автобусе для украинских СМИ.
Позднее Лутковская объяснила, почему экс-мэр Торецка «прятался» в автобусе.
После он даже посещал судебные заседания, но что происходило в суде — остается тайной.
— И это возмущает, — говорит Елец. — Заседания проходили в закрытом режиме, как и большинство о сепаратизме. Но мы, жители Торецка, хотим знать, что происходило в день захвата нашего города.
По реестру судебных решений, за семь лет войны всего несколько местных любителей “русского мира” наказаны за сепаратизм. Большинство в тюрьме не оказались. В местной полиции признают: реальных приговоров не было, поскольку обвиняемые, как правило, заключают сделку со следствием или признают вину в зале суда и освобождаются от наказания с испытательным сроком от одного до трех лет. Что касается Слепцова, то правоохранителям известно, что он находится в аннексированном Крыму, поэтому рассмотрение его дела, скорее всего, приостановили.
В центре внимания
— Как только кто-то начинает рассуждать, что лучше в России, в “ДНР”, меня сразу накрывает, — говорит Галина Дзицюк. Она семейная медсестра в Сухой Балке, недалеко от Торецка, но часто бывает в городе. Ее старший сын до 2014 года работал в местной милиции, а недавно его назначили начальником.
— Когда в 2014 году Дзержинск захватили, Андрей работал в следственном отделе. В отделение пришли вооруженные люди, перекрыли вход, сказали подписывать согласие на сотрудничество, кто отказался — отвели в подвал. В тот день я очень волновалась, что сына не было долго дома. Поехала в Торецк, залетела в отделение с криком: “Где мой сын?” Тогда такое время было, что еще непонятно, кто свой, кто чужой. Мне говорят, мол, он несговорчивый, не хочет писать. Стала требовать показать мне сына — отказывали. Решила пойти за водой в кафе — их же целый день не поили, не кормили. Возвращаюсь, а Андрей стоит на крыльце, освободили его и других. Если бы я не пришла, кто знает, что было бы. Говорят, из Горловки, где был Игорь Безлер, за ними уже ехала машина.
Галина предлагает пройтись по центру Торецка. Погода жаркая, чувствуется резкий запах горячего асфальта. Женщина вспоминает, что происходило в эти дни в Торецке семь лет назад:
— Были и местные сепаратисты, и горловские. Часто с оружием. Захватили жилые и административные здания. По правую сторону универмаг “Москва” (хотя внутри идет торговля, окна заложены кирпичами) и здание банка были изрешечены, в девятиэтажке половина квартир и сейчас пустуют. По левую — обгоревший горисполком, там был их штаб. По нему стреляли из танка.
Торецк освободили через три месяца – в середине июля 2014-го года. Это была молниеносная операция, которую провели 40 бойцов Сил специальных операций. В центре обошлось без потерь.
— Мне кажется, с тех пор настроения у местных поменялись. Они видят отремонтированную больницу, детский сад, красивую детскую площадку в парке. У многих по ту сторону линии разграничения есть родственники — те говорят, что жить там плохо. Большинство молодых людей, с кем приходится общаться, не воспринимают “ДНР”. Они часто оставляют свои дома, уезжают на учебу или работу в другие области, иногда в Россию. Работы в Торецке нет. Из восьми шахт работают только две, но на обоих шахтерам не платят зарплату по несколько месяцев.
Галина говорит, что при этом на бытовом уровне все равно чувствуются пророссийские настроения.
— Я же сама не местная, но, в отличие от других, приехала не из Курска или Брянска, а из Хмельницкой области. Было это 40 лет назад. За это время и роды принимала, и зубы вырывала, и от инфарктов спасала. А когда пришли события 2014-го, в поселке меня начали называть бандеровкой. Сколько помогала, а такое пренебрежительное отношение! Особенно от тех, кто последние семь лет пытается заглянуть, что происходит в “республике”. Говорят, там и две пенсии можно получать, и коммуналка дешевле. Так никто же их не держит, пусть поедут, посмотрят, какой там 1937 год. Сосед на соседа доносит. Приехали ночью и забрали человека. Место нахождения некоторых до сих пор не установлено.
Младший сын Галины Виктор ныне находится по ту сторону линии разграничения. В 2017-м году его задержали представители незаконных вооруженных формирований по подозрению в диверсиях, мол, сотрудничал с украинскими спецслужбами, “осудили” и удерживают в колонии строго режима. Квартиру в Горловке, которую семья Виктора купила накануне войны, конфисковали — в ней уже видели людей в камуфляже.
— Андрея смогла спасти, а Виктора не успела, — со слезами на глазах говорит Галина. — Уже почти четыре года не могу вернуть сына, а внучке — отца. В обмене представители ОРДЛО отказывают. Внучка у меня маленькая, все время спрашивает: “Бабушка, меня что, папа не любит? Почему за мной в садик не приходит? Я же веду себя хорошо, воспитателям помогаю”.
Инфраструктурные изменения
В 2020-м главой городской военно-гражданской администрации Торецка назначили Василия Чинчика. Он родом из Черновицкой области, полковник СБУ. Говорит, что связей с ОРДО не имеет. На вопрос о сепаратистских настроениях в городе отвечает так:
— Не надо создавать проблемы, где их серьезно нет. Елец говорит, что в маршрутках звучит шансон, — так пусть звучит. Нам необходимо не музыку слушать, а улучшать инфраструктуру города, благополучие горожан. Такими шагами как раз и будем менять взгляды местных жителей. Мы же понимаем, что у всех есть родственники в Горловке, Енакиево, Донецке, они в любом случае понимают, что ничего хорошего на той стороне нет. А украинское радио в Торецке скоро появится. На доме культуры устанавливается радиоретранслятор — будем слушать Армию FM.
Чинчик надеется, что сигнал будет добивать и до соседней Горловки. Местные жители замечают, что за последний год Торецк действительно стал развиваться.
— Бюджет в сравнении с прошлым годом увеличился, хотя и дефицитный. Военнослужащие платили налоги в местный бюджет, а это дополнительные 24 млн грн. С их помощью удалось купить коммунальную технику, провести тендеры на текущий ремонт дорог и капитальный, найти средства на ремонт помещений в больнице, где будут размещены аппараты МРТ и для гемодиализа. Удается привлекать и спонсорские средства, получать гуманитарную помощь из Дании, США, Швеции, — объясняет Чинчик.
Активист Елец изменения замечает и поддерживает. При этом предлагает не только латать дыры, но строить новое:
— Да, шахты закрываются и Торецк больше не город шахтеров. Надо принять естественный процесс, что добывающая промышленность имеет конец. Вот этот конец настал. Когда шахта открывалась, глубина была 30 м, а сейчас — 1200 м. 40% стоимости угля — это его подъем на поверхность. Но почему бы в Торецке не открыть, например, завод по производству кирпича, раз уж мы говорим о восстановлении и реинтеграции Донбасса, или черепицы? Город стоит на шикарных глинах. Вот тогда-то в такие прифронтовые города, как Торецк, захотят переехать люди не только с Горловки, но и других городов ОРДЛО. И это ускорит конец “республик”.